Повседневная жизнь царских губернаторов. От Петра I до Николая II - Борис Николаевич Григорьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас понимаю я, что имею дело с душевным расстройством. Я ответил ему, что он должен пойти к прокурору, что я не имею права никого арестовывать. В прокуратуру он не пошёл, а несколькими днями позже был помещён в лазарет.
В подавленном состоянии снова сажусь за бумаги. Здесь распоряжения о выговорах за плохое выполнение службы, объявления о распоряжениях в судебных делах, циркуляры со списками людей и т. д.
Входит вице-губернатор Павленко.
– Уже половина пятого, время заканчивать службу, нельзя всё решить!
– Это правда, Яков Павлович! У меня кружится голова, идёмте домой.
Наиболее важные бумаги я кладу в портфель, и мы спускаемся, позволяем швейцару одеть нас и выходим на улицу. Можно вздохнуть: 20 тысяч входящих и 20 тысяч исходящих бумаг ежегодно часто делают голову горячей, воспламеняют мозги.
Дом – это для меня большой отдых, могу поиграть с маленькой Эллой, подержать на руках маленькую Эрну.
Скоро подали обед. Время от времени случаются небольшие ссоры из-за сладкого между Маней и Гори, как было много лет назад у нас, милая мама, между Машей и Симоном.
После обеда иногда я езжу верхом, обычно не более 50 минут. Вечером я просматриваю принесённые важные бумаги. В половине 9 сообщает слуга:
– Ужин готов!
Дети, Маня и Гори, уже в 8 часов зашли ко мне сказать «Доброй ночи», тау что за вечерним столом собираемся только Эмми, фрейлейн Хирш и я, и редко – Петер, чаще он с детьми в 6 часов пьёт чай. Он любит рано ложиться спать.
После ужина я обычно пишу в кабинете письма или дневник (но нерегулярно). В половине 11 нажимаю звонок, в прихожей появляется казак.
– Ты ужинал?
– Да, Ваше превосходительство.
– Хорошо, закрой входную дверь и иди спать.
– Понял, ваше превосходительство.
Лампы гаснут, я иду в спальню, где Эмми обычно читает, сидя на диване. Скоро мы ложимся спать. И на следующее утро я буду разбужен гудком с ˮНовикаˮ.
Это мой обычный день во Владивостоке. Конечно, бывают дни, которые выводят нас из колеи и приносят изменения».
Возможность прокомментировать рассказ губернатора предоставляем самому читателю.
Россия и в более позднее время открывала новые территориально-административные единицы, в частности на Дальнем Востоке, где управлять огромными территориями в рамках старого административного деления стало трудно и неэффективно. Приамурский генерал-губернатор П.Ф.Унтербергер неоднократно предлагал Петербургу образовать Камчатское областное управление, но столичная бюрократия всё время откладывала решение по этому вопросу, пока, наконец, предложение Унтербергера в 1909 году не нашла решительную поддержку у Столыпина. На фоне хищнической хозяйственной деятельности русских дельцов, но, главным образом, американцев и японцев на Камчатке и прилегающих островах учреждение Камчатской области было весьма актуальным. Первым губернатором в Петропавловск был назначен протеже Унтербергера, в прошлом профессиональный медик, В.В.Перфильев (1909—1912). Продолжая работу Сильницкого по упорядочению рыбного и пушного промысла, Василий Васильевич практически с нуля энергично повёл дело создания на Камчатке инфраструктуры, начального образования, здравоохранения, почты, телеграфа.
Приамурскому генерал-губернатору, наряду с внутренними проблемами края, приходилось заниматься дипломатией и в определённой степени – формированием внешней политики России на Дальнем Востоке. Главной его заботой была, конечно, Япония – и до войны 1905 года, и после неё. Ещё будучи военным губернатором Приморской области (1888—1897), Павел Фёдорович совершил ознакомительную поездку в Японию и был удивлён курсом страны на создание большой армии и флота. На вопрос, с кем японцы собираются воевать, адъютант министра Окаямы с улыбкой на лице ответил: «С вами».
В 1909 году японцы открыли во Владивостоке консульство, и приамурским властям пришлось вплотную заняться дипломатическими делами. Но главной задачей генерал-губернатора было, конечно, наблюдение за происходящими в соседних странах процессами и информирование МИД России о тенденциях в политике Японии, Кореи и Китая. После Портсмутского мира в Хабаровске и Владивостоке отмечали энергичное проникновение японцев во все сферы жизни Дальнего Востока. Не достигнув своих целей в войне, Япония теперь пыталась добиться оттеснения России из региона экономическими и дипломатическими мерами. Особенно чувствительным для экономики края и болезненным для его властей был незаконный рыбный промысел японских рыбаков. Во весь рост вставала проблема японского шпионажа, на фоне проникновения японцев в Корею, Маньчжурию, Монголию и Китай и установления там угодных Токио режимов участились пограничных споры и инциденты. В записке «Неотложные нужды Приамурья» Унтербергер предупреждал Петербург о том, что Япония не успокоится на достигнутом и рано или поздно развяжет войну с Россией, в то время как «за последний год наш сосед Китай начинает принимать относительно нас заносчивое положение». Потому генерал-губернатор призывал правительство усилить военное присутствие России на Тихом океане и укреплять оборону края.
Впрочем, Хабаровск искренно старался к добрососедским отношениям с Японией, и Дубинина пишет, что Унтербергер во многом способствовал тому, что Япония накануне первой мировой войны стала союзницей России.
Мало можно назвать губернаторов, в честь которых были бы названы населённые пункты или улицы. Павел Фёдорович Унтербергер был удостоен такими почестями: в Никольске-Уссурийском (ныне Уссурийск) была улица Унтербергера, одна из казачьих станиц была названа Павелфёдоровка, на полуострове Муравьёва-Амурского имя Унтербергера носила бухта.
П.Ф.Унтербергер, во время войны член Государственного совета оставил по себе хорошую память, приняв участие в судьбе знаменитого путешественника и географа К.В.Арсеньева. Павел Фёдорович и Владимир Клавдиевич, несмотря на большую разницу лет, стали крепкими друзьями. Во время войны подполковник Арсеньев был прикомандирован к приамурскому генерал-губернатору Н.Л.Гондатти (1911—1917), а в январе 1917 года зачислили по военному ведомству и в мае отправили на действующий фронт. Но до театра военных действий Арсеньев не доехал: его сняли с поезда в Ачинске и вернули в Хабаровск в распоряжение Приамурского военного округа. Дубинина считает, что спас Владимира Клавдиевича Унтербергер.
Уже будучи в эмиграции престарелый остзейский немец Унтербергер в письме от 8 декабря 1920 года пишет русскому человеку Арсеньеву, теперь уже советскому чиновнику, много пережившему и потерпевшему в гражданскую войну, отчаявшемуся и потерявшему веру в русского человека, – пишет следующие пронзительные слова:
«Не теряйте веру в русский народ. Всё, что твориться теперь, есть результат того, что дурным и зверским качествам, которые кроются в каждом человеке, дан полный простор, и нет такой власти, которая бы их удержала, а напротив того, он властью как бы поощряется. Верьте мне, то, что теперь творится в России, в том же виде проявится в среде каждого народа, где установились бы порядки, существующие на нашей Родине. Как только наступят спокойные времена, – а они должны наступить, – всё резко изменится, и тот же народ ужаснётся, вникнув в то, что он натворил, когда его скверным качествам не было удержу».
Хорошо воспитывали немцев в царской России!
Революция и губернаторы
Сегодня льстит надежда лестна,
А завтра – где ты человек?
Г.Р.Державин
Двадцатый век принёс в Россию революции, и губернаторы и их подчинённые встретились с незнакомыми доселе вызовами. Если в предыдущем столетии им противостояли отдельные бунтари и разрозненные попытки народовольцев взбунтовать народ, то в 1905 году им противостояло организованное радикальное социал-демократическое движение (большевики, меньшевики и эсеры). В годы т.н. первой русской революции 1905—1906 гг. было убито более 25 губернаторов.
После убийства Плеве министром внутренних дел стал князь П.Д.Святополк-Мирский, ставший известным тем, что возобновил институт «обязательных постановлений» во всех губерниях российской империи. Если даже при Плеве «обязательные постановления» действовали в губерниях со сложной обстановкой, то теперь они применялись повсеместно71.
О.Л.Сухова пишет, что манифест 17 октября 1905 года, даровавший народу свободу и гражданские права, застал губернаторов врасплох и поверг их буквально в шок: «Это был прямой вызов прежним идеалам государственной службы и управления». Не все слуги царя оказались на высоте своего положения. Многие были растерянны и подавлены. На волне всеобщего возбуждения некоторые губернаторы поддались всеобщему психозу и стали заигрывать с революционерами, ходить с красными бантами
